На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Закон и Порядок

135 782 подписчика

Свежие комментарии

  • Владислав Владислав
    Хорого, что ребята из ФСБ взяли сволочей. Спасибо правоохранителям!!Вы видели его дом...
  • Александр Почекунин
    Вы видели его дом...
  • ВераВерная
    Ну это уже вообще ни в какие ворота((( годами процветал этот местный князек, ни от кого не прятался, греб свои миллио...Вы видели его дом...

Смертный приговор аристократов самим себе

 

 

«Агенты международного еврейского капитала, ненавидящие христианство и жаждущие полного контроля над финансами и природными богатствами России, готовили вооруженное восстание против Самодержавной власти. А представители русской интеллигенции из числа западников-либералов поддерживали революционное движение, исходя, как им казалось, из великой идеи — “свободы, равенства, братства”. Идея же эта активно внедрялась в сознание различных слоев русского общества масонами, среди которых были и люди, которые искренно поверили, что воплощение этих лозунгов принесет нашему народу истинное благо. Таким образом, идея монархии, власти Самодержавного Царя стала считаться в среде либеральной интеллигенции устаревшей и не только мешающей, но и вредной для “мира, процветания и прогресса” в России. Такие настроения проникли даже в умы носителей государственной власти, более того, даже в Царствующий Дом Романовых» [5] (с. 66).

И, причем, не только проникли, но и укоренились практически во всех членах Царствующей фамилии, исключая, понятно, лишь саму Царскую Семью. Потому опоры среди своих ближайших родственников у Николая II не было.

Причем, это враждебное настроение великих князей имеет достаточно глубокие корни. Вот, например, по каким причинам удалась провокация революционерам, которые, как получается, пафос «кровавого воскресенья» разыгрывали совместно с великосветской чернью, стоящей у Царского престола с ножом за спиной:  

«Командующим Санкт-Петербургским Военным округом был Великий Князь Владимир Александрович. Есть основания полагать, что он завидовал своему брату Императору Александру III, а потом Его Наследнику Императору Николаю II. Историческое предание в среде потомков Императорской Фамилии сохранило саркастическое выражение Государя Александра Третьего после крушения Царского поезда в Борках 17 октября 1888 года: “То-то Владимир расстроится”, — разумея реакцию брата, когда он узнает, что Царская Семья избегла смерти. Император, уверенный в силе своей власти и, видимо, не желая того, чтобы следствие по делу об этом крушении в конце концов вышло на причастность к нему своей ближайшей родни, распорядился поручить расследование комиссии, возглавляемой заведомым либералом А.Ф. Кони, который в силу своих убеждений не стал бы докапываться до истины об этом преступлении. Однако Великий Князь Владимир, а всего более его супруга Великая Княгиня Мария Павловна не теряли надежды на то, чтобы занять Российский Престол и при Императоре Николае. И, если бы “вдруг” разбушевавшаяся народная стихия уничтожила бы всю Царствующую Семью. Все действия войск Петербургского округа по пресечению заведомо подготовляемых революционерами во главе с Максимом Горьким безпорядков в начале января 1905 года носили столь же запланированный провокационный характер. На усмирение разбушевавшейся толпы намеренно были направлены армейские и гвардейские части, не имевшие никакого опыта по безкровному умиротворению городских волнений. При этом казачьи части, такой опыт имевшие, от этого дела были устранены.

Замысел революционеров был прост: несколько колонн спровоцированных рабочих-демонстрантов должны были подойти с вызывающей петицией к Зимнему Дворцу для передачи документа лично Государю. Другие колонны не должны были быть допущены на Дворцовую площадь, а расстреляны на подходах к центру города, что подогрело бы возмущение собравшегося у Дворца народа. В момент, когда Государь появился бы на балконе Зимнего с умиротворяющим призывом, снайпер должен был совершить убийство Императора. Дальше — возбужденная кровью народная стихия завершила бы дело уничтожения Царствующей Семьи. Именно это было главной причиной того, что Великий Князь Владимир распорядился о привлечении армейских частей для наведения порядка. Сразу же после событий он был отстранен от должности и отправлен в отставку. Естественно, расследование против члена Императорской Фамилии не велось вовсе. Этот проект не удался. Однако после того как на Петроградской стороне из толпы раздались провокационные выстрелы в голову одной из колонн демонстрантов, то войска предприняли ответные меры: вслед за предупредительными залпами в воздух был сделан залп по людям. Были погибшие и раненые с обеих сторон, но их число едва ли превышало несколько десятков. Сохранились донесения командиров армейских частей от 9 января, не объединенных еще в обезличенную сводку, где описывались конкретные действия солдат и офицеров. Русских офицеров того времени вряд ли можно было бы обвинить в какой бы то ни было лжи, а тем более во лжи коллективной. Из этих донесений явствует, что наибольшее число жертв с обеих сторон принесли не усмирение демонстрантов в первой половине дня, а перестрелки с погромщиками на Васильевском острове, когда боевики пытались захватить один из арсеналов и местные оружейные магазины. В этих перестрелках погибло несколько человек. Однако в городе уже в пятом часу вечера появились листовки о расстреле “мирной демонстрации” на Дворцовой площади. Именно в этих листовках и сообщалось, что воинскими частями убито более тысячи демонстрантов» [3] (с. 403–404).

На самом же деле число жертв безпорядков было не столь и велико:

«Всего 9 января оказалось 96 человек убитыми…» [2] (с. 71).

Это количество жертв с обеих сторон. Понятно, на самом деле. Но вот пропаганда вылепила для нас «Кровавое воскресенье»:

«В.И. Ленин в своих работах приводит цифру 4 600» [2] (с. 72).

То есть врет и не краснеет сам вождь «мирового пролетариата», а уж что там за каких-то владельцев газет, с потрохами закупленных японцами?

Кстати, Ленин в те еще времена не являлся германским шпионом. Он являлся шпионом японским. А потому за ведущуюся им подрывную во время войны против России деятельность Япония не жалела средств ни на него самого, ни на его подрывную организацию:

«Акаси выделил Ленину 50 000 иен, отдельный транш был выделен на издание газеты “Вперед”. Сама Женевская конференция обошлась японскому Генштабу в 100 000 иен» [2] (с. 73).

Вот за какие «коврижки» Ленин и его банда нагло врали о событиях той поры, когда ими задуманная провокация, что уже было на самом деле, просто не удалась. Царя они не убили, многотысячного побоища людей также не организовали. Акция удалась лишь по части трезвона: наглое вранье революционеров разлетелось по умам в виде газет и листовок:

«Очевидно, что эти листовки были отпечатаны заранее, поскольку ни одна из колонн демонстрантов вообще не дошла до центра города [до Дворцовой площади, где якобы и расстреляна эта объявленная в листовках тысяча человек — А.М.]. Но сами по себе стрельба в городе, шествие колонн и передвижение войсковых частей в обывательском сознании создавали более чем тревожное настроение, которое легко согласилось с заведомой ложью возмутительных прокламаций. Именно по этим прокламациям и публиковали свои сообщения на следующий день все петербургские газеты. Так в историю вошел мистический подлог о Николае “Кровавом”» [3] (с. 404).

То есть в сговоре были здесь: и революционеры, и раструбившие вранье газетчики, и даже члены Царской фамилии!

И это, вновь отметим, еще 1905 год…

Но, что выясняется, еще за 17 лет до этого члены этой фамилии уже готовили на Царя покушение. Именно во избежание грандиозного скандала с привлечением к суду своих ближайших родственников Александр III счел за лучшее все же замять инцидент, предоставив следствие вести демократам: что они ничего не найдут, он был более чем уверен. Вот еще с каких пор члены Царствующей фамилии являются врагами Царя и его Семьи.

«Это было как бы началом революции. Волнения возрастали, и дворянские собрания и земцы вели себя вызывающе, забыв, что страна ведет тяжелую войну с внешним врагом. В общем, это была генеральная репетиция февральской революции 1917 года, благополучно все же закончившаяся, не в пример 1917 году, когда не оказалось такого человека в армии, как Мин и Дубасов, и в управлении таких людей, как П.Н. Дурново. Вместо этих преданных Государю и Родине людей, в “армии на верхах была дыра” (по красочному выражению И. Солоневича), а в управлении и при Дворе то, что написал А. Суворин в своем дневнике» [3] (с. 42).

А в дневнике он наградил их следующими эпитетами:

«У нас нет правящих классов. Придворные — даже не аристократия, а что-то мелкое, какой-то сброд» [4] (с. 25).

То есть ничего национально русского в этом обществе не было. Оно было всецело на стороне врагов России:

«Все военные неудачи на море и суше, как взятие Порт-Артура, Цусимская катастрофа, поражение при Мукдене, русское общество принимало с почти нескрываемым злорадством. Для Государя на первом плане было доведение до успешного конца исторической борьбы, для общества — борьба против власти…» [3] (с. 42).

Странно как-то, но неужели же это чухонское по своему внутреннему содержанию антирусское общество никак не могло взять в толк, что власть-то находится у него у самого и что рубит сук оно этим своим злорадством и помощью врагам под собственным же задом?

Так что высшее общество, совместно, что выясняется, и с великими князьями (еще 1888 г. попытка расправиться с Царской Семьей — их рук дело — А.М.), было к тому времени опутано сетями этой привитой ему модной игры в революции. А потому поддержки правительству в высших эшелонах власти не было.

А подпитываемые деньгами банкирских домов террористы, под одобряющие крики верхних слоев высшего в ту пору петербургского общества, начали самую настоящую травлю тех не многих из государственных служащих, которые на сговор с врагами Отечества идти не желали: 

«За шесть недель только, от 1 июля до 15 августа 1906 г., террористы совершают 613 покушений и убивают 244 человека…

25 августа 1906 в газетах появилось одновременно два знаменитых документа: обширная программа правительственных мер и закон о военно-полевых судах.

Император Николай II пошел на самые решительные меры — введение военно-полевых судов, которые быстро отрезвили убийц и насильников за какой-то год» [2] (с. 78–79).

«Эта мера была суровая, но необходимая: только за 1906 год террористы убили 768 и ранили 820 представителей и агентов власти, при этом число убитых значительно превышало число казненных. За все время этих судов казнили 683 человека. (По ныне рассекреченным данным, в СССР в мирное время в 1960–1970 годах за тяжкие преступления к высшей мере наказания — расстрелу — в судебном порядке приговаривались около 1 000 человек ежегодно)» [2] (с. 80).

Так что Николай II все же положением овладел, но, к сожалению, самые ценные для страны люди были убиты террористами. Именно их дефицит и приведет затем к февральским событиям, когда придется констатировать: «кругом измена, и трусость, и обман».

Так что предательства во времена войны с Японией затем вновь повторятся уже в куда как более серьезной войне, когда России объявят войну сразу три государства:  Германия, Австро-Венгрия и Турция.

И здесь вновь тон, среди предателей, задавал один из главных родственников — великий князь Николай Николаевич:

«После смены под давлением, более того — можно сказать — по требованию Верховного, целого ряда министров, усилились разговоры о все растущем влиянии Великого Князя. Враги по-своему комментировали эти слухи. Императрица все более настораживалась... Ей казалось, что намеренно убирали самых верных Ее слуг...» [8] (с. 294).

Да, так оно и было: под давлением облепленной масонами, словно мухами, Ставки были убраны со своих постов верные Николаю II четыре министра. Вот что сообщает об уже подготавливаемом в ту пору перевороте адмирал Бубнов:

«…нас точно громом поразила весть о смене Великого Князя и принятия Государем Императором должности Верховного Главнокомандующего. Мы все, проникнутые безграничной преданностью Великому Князю, ...были этим совершенно подавлены...

В душах многих зародился, во имя блага России, глубокий протест и, пожелай Великий Князь принять в этот момент какое-либо крайнее решение, мы все, а также и Армия, последовали бы за ним» [9].

То есть этим замещением Главнокомандующего был практически предотвращен государственный переворот.

Что не мог не заметить даже великий князь Андрей Владимирович:

«Можно пока лишь строить догадки о том, что Ники стали известны какие-то сведения относительно Н.Н.» [11] (с. 125).

Гиацинтов про Николая Николаевича пишет, что:

«…твердо убежден и знаю по источникам, которые я теперь прочел, что он участвавал в заговоре дворцового переворота вместе с нашими левыми деятелями, среди которых главную роль играл Гучков, Милюков, Керенский, князь Львов и, к сожалению, наш генералитет, включая даже генерал-адъютанта Алексеева…» [10] (с. 152).

«Наконец, сам Государь, перед отстранением великого князя, сказал, похлопывая рукой по папке с какими-то бумагами: “Здесь накопилось достаточно документов против великого князя Николая Николаевича. Пора покончить с этим вопросом”[12] (с. 129)» [13] (с. 46).

А вообще роль Николая Николаевича в будущем дворцовом перевороте была озвучена генералом М.Д. Скобелевым еще в 1877 году:

«Если он долго проживет, для всех станет очевидным его стремление сесть на русский престол. Это будет самый опасный человек для царствующего императора» [13] (с. 48).

А потому:

«Решительные шаги Царя летом 1915 года вызывают озлобленную реакцию его противников, приложивших все усилия к тому, чтобы Николай II отказался от принятия должности Верховного Главнокомандующего. Но Император с железной твердостью отстаивал свое решение и не шел ни на какие уступки оппозиции» [2] (с. 198).

Так прокоментировала Анна Вырубова заключительную сцену заседания Совета Министров в Царском Селе, произошедшего 20 августа 1916 г.:

«Уже подали чай, когда вошел Государь, веселый, кинулся в свое кресло и, протянув нам руки, сказал: “…Выслушав все длинные, скучные речи министров, я сказал приблизительно так: Господа, моя воля непреклонна, я уезжаю в ставку через два дня! Некоторые министры выглядели, как в воду опущенные”» [14] (с. 158).

И все потому, что этим решительным поступком Николая II был отстранен от власти главный в тот момент претендент на лидерство среди плетущихся сетей революции:

«Великий князь Николай Николаевич являлся стержнем, вокруг которого плелась вся интрига против личности русского Монарха» [15].

И этот стержень Николай II устранял одним лишь росчерком пера. И теперь становится понятным:

«…почему так цинично взбунтовались министры, когда узнали о желании Государя сослать вел. князя на Кавказ… Эти министры… боялись не за армию и Россию, а за провал заговора, в котором, как выяснилось впоследствии, они играли видную роль» [15].

Таким образом была:

«…сорвана первая фаза государственного переворота, намеченного на 1915 год» [13] (с. 64).

«…не добившись результата, эти круги начинают еще сильнее консолидироваться. 25 августа в Государственной Думе и Государственном совете создается так называемый “прогрессивный” парламентский блок, председатель и три четверти руководящего органа которого были тайными членами “Военной масонской ложи”, которая всеми доступными ей средствами начнет готовить в России государственный переворот. Наступает новый этап противостояния Царя и антирусской, антиправославной масонской организации» [2] (с. 199).

Вот что сообщает Кобылин о заключительной фазе отстранения Николая Николаевича:

«После отъезда великого князя стало как-то легче. Как будто разрядилась гроза. Кто знал истинный смысл свершившегося, крестились. Был предупрежден государственный переворот, предотвращена государственная катастрофа» [12] (с. 130).

«И как была права Императрица! Оставь Государь Николая Николаевича на его посту, наверно, и переворот произошел бы раньше, да и немцы были бы в Москве и Петербурге. Но все, конечно, было уже давно предусмотрено. Даже если бы не было ни Распутина, ни Государыни, ни Протопопова, ни Штюрмера, ни всего того, о чем кричали все наши “прогрессивные” деятели и просто одураченные обыватели в великокняжеских хоромах и дешевых “меблирашках”, все равно ничего бы не изменилось. Могли изменить всю подготовляющуюся ситуацию, вернее, не допустить до этого, только высшие военачальники, но... они или сами были участниками заговора, или были слишком ничтожны по своим качествам, чтобы противостоять силам Зла» [3] (с. 112).

И когда Николай II, наконец, отстранив от командования Русской армией своего дядю Николая Николаевича, отбыл на фронт, обязанности выбора министров легли на плечи Александры Федоровны.

«Живя в Ставке, Государь раз в месяц приезжал на несколько дней в Царское Село. Все ответственные решения Государь принимал сам, но в свое отсутствие поручил Императрице поддерживать сношения с министрами и сообщать Ему обо всем происходящем в Петрограде. Это не было формальным возложением на Государыню известных обязанностей, но, доверяя всецело своей супруге, Государь мог положиться только на Государыню. В этом были виноваты, как и члены Императорской Фамилии (не исключая Императрицы Марии Феодоровны), так и та часть высшей бюрократии, которая, за исключением нескольких имен, потеряла доверие своего Монарха. И совершенно прав был Государь в своем решении» [3] (с. 144).

Но если тех, кого срочно требовалось гнать взашей с самых важных государственных постов, особо искать не приходилось — ими были чуть ли ни все подряд вновь поставленные при поддержке «прогрессивных сил» царские министры, за очень редким исключением, то подыскивать им замены было просто не из кого. О чем Императрица и сокрушалась:

«Но где же найти людей? Извольского — с нас довольно — он не верный человек, Гирс мало чего стоит. Бенкендорф — одно его имя уже против него» [3] (с. 157).

А вот кем в тот момент являлся Сазонов:

«…французский посол Палеолог рассказывает, что великая княгиня Мария Павловна (старшая) рассказывала ему, что Сазонов “говорил ей о безотрадном положении дела”:

“Императрица — сумасшедшая, а Император слеп и не видит, куда ведет страну. Говоря о Марии Павловне, Сазонов добавил: Vest elle qu'il nous aurait fallu comme imperatrice” (Вот ее следовало бы иметь Императрицей — ред.)» [3] (с. 158).

То есть если не откровенные идиоты оказывались у штурвала государства, в кабинете министров, которых требовалось постоянно менять, то предатели — вот с кем приходилось иметь дело Императорской Чете в те предгрозовые годы.

Догадывалась ли Александра Федоровна о предательстве Сазонова?

Вот что она пишет о нем 17 марта 1916 г.:

«Хотелось бы, чтобы ты нашел подходящего преемника Сазонову, не надо непременно дипломата! Необходимо, чтобы он уже теперь познакомился с делами и был настороже, чтобы на нас не насела позднее Англия и чтобы мы могли быть твердыми при окончательном обсуждении вопроса о мире. Старик Горемыкин и Штюрмер всегда его не одобряли, так как он трус перед Европой и парламентарист, а это была бы гибель России...» [16] (с. 406).

Гибелью для России являлась и его повышенная готовность к предательству, чуть выше крансоречиво озвученная Марией Павловной.

Ничуть не меньшим «парламентаристом» оказался и Поливанов. В Думе, как сообщает министр Земледелия Наумов:

«…установилась у генерала Поливанова тесная деловая дружба с Александром Ивановичем Гучковым, состоявшим продолжительное время главным руководителем думских работ по рассмотрению военных вопросов. Дружба эта привела к двум результатам: с одной стороны, она отняла от генерала Поливанова симпатии Государя, лично не расположенного к Гучкову, с другой, впоследствии вовлекла Алексея Андреевича в совместную революционную работу с Гучковым, оказавшимся Военным Министром Временного Правительства 1917 г. Работа эта завершилась полнейшей дезорганизацией военной дисциплины и катастрофическим разложением всей, еще недавно славной Императорской армии» [17] (с. 360).

Причем, вот что говорится Кобылиным о самом Наумове — авторе вышеприведенных строк о военном министре Поливанове:

«Наумов был масоном» [3] (с. 417).

Поливанов, кстати, тоже:

«…дружба Поливанова с Гучковым была основана на том, что оба были “братьями” масонами» [3] (с. 110).

То есть даже и сам обвинитель такой же враг, как и им обвиняемый министр.

А вот что сообщает князь Оболенский о следующем ответственном лице, к которому, узнав о заговоре, обратился отец Георгий Шавельский:

«Петербург был набит бородачами запасными, большей частью из рабочих фабрик и заводов. Каждый солдат получал из революционного фонда ежедневно 25 рублей. Это происходило в конце 1916 года, а восстание было назначено 22 февраля 1917 года. Было время еще предупредить заговор и ликвидировать зачинщиков. Через несколько дней я отправился к Штюрмеру, тогда Председателю Совета Министров, и по долгу присяги доложил ему, что видел и знал.

— Примите меры, доложите Государю, — сказал я ему. В ответ на это я услышал, что он прикажет немедленно поставить около своей квартиры трех городовых, а меня просит достать от Гучкова его переписку с Алексеевым.

— Власть в ваших руках, я указал вам даже, где хранятся письма, полиция должна произвести выемки, а не я, — ответил я ему.

Никаких мер не было принято» [18] (с. 103).

Вот и еще один предатель — председатель Совета министров Штюрмер. Или вновь это избитое: недосмотрел, недоглядел, ошибся?

Ни в чем он, чувствуется, не ошибся, но лишь выполнил в тот момент чью-то волю — какого-то закулисного дирижера, принудившего его следовать правилам предлагаемой этим дирижером игры. Потому и это предательство не следует списывать как какой-то частный случай.

А вот кого называет князь Оболенский в качестве организаторов государственного переворота:

«Я понял, что попал в самое гнездо заговора. Председатель Думы Родзянко, Гучков и Алексеев были во главе его. Принимали участие в нем и другие лица, как генерал Рузский и даже знал о нем А.А. Столыпин, брат Петра Аркадьевича» [18] (с. 101).

Брат убитого революционерами Столыпина принял сторону лагеря его убийц! Кто ж будет ожидать удара еще и с этой стороны?

Кстати, Александра Федоровна была достаточно проницательна в отношении заговорщиков, о чем писала Николаю II:

«…Родзянко, Гучков, Поливанов и К° являются душой чего-то гораздо большего, чем можно предполагать (это я чувствую)» [3] (с. 174).

Но и это было еще не все, что открылось Царственной Чете:

«Вскоре Их Величества узнали, что генерал Алексеев, талантливый офицер и помощник Государя, состоял в переписке с предателем Гучковым. Когда Государь его спросил, он ответил, что это неправда. (Не напоминает ли это разговор Павла I с Паленом? — В.К.)» [3] (с. 176).

Шавельский докладывал Председателю Совета Министров — где находится целый письменный стол, полный таких писем, но тот не доложил об этом Николаю II, хотя сам просто обязан был по долгу своей службы провести расследование. Потому это откровенное вранье Алексеева в тот момент заговорщиков спасло.

Так что куда ни плюнь — везде либо какие-то недотепы, с зашоренными пропагандой мозгами, либо масоны и откровенные предатели. На кого могла в тот момент опереться Царственная Чета?

«“Где у нас люди, — сетовала Царица в сентябре 1915 года. — Я всегда тебя спрашиваю и прямо не могу  понять, как в такой огромной стране, за небольшим исключением, совсем нет подходящих людей?”

На эту тему она особенно много размышляла весной 1916 года, после скандальной истории с ее выдвиженцем на пост министра внутренних дел А.Н. Хвостовым, кандидатура которого была поддержана и Распутиным. Став же министром, Хвостов вознамерился убить Григория! Было от чего впасть в отчаяние. “Дорогой Мой, как не везет, — восклицала она в письме к Императору в марте 1916 года. — Нет настоящих джентльменов, вот в чем беда. Ни у кого нет приличного воспитания, внутреннего развития и принципов, на которые можно было бы положиться. Горько разочароваться в русском народе — такой он отсталый; мы столько знаем, а, когда приходится выбирать министра, нет ни одного человека, годного на такой пост”» [7] (с. 409).

Что на такое скажешь?

Так ведь только одно: и действительно достаточно непривычным было бы обнаружить, что лощеные вышколенные в модных и респектабельных учебных заведениях и имеющие удивительно безупречные родословные и биографии люди на поверку оказываются самым настоящим быдлом. То есть вместилищем их грязного и смердящего наполненного гнилостными помоями и вонью их внутреннего бездуховного содержания. Ведь как же это можно лишь встав с чьей-либо помощью министром внутренних дел, то есть распоряжающимся внутренним порядком в стране человеком, тут же приступить к разработке убийства своего же благодетеля, отобравшего именно тебя из множества претендентов на этот самый ответственный в целой стране пост???!

То есть негодяя Джунковского, масона и предателя, наконец, сменили. И кем же? Так ведь и еще куда как много большим негодяем, мало того, и куда как и еще большим подлецом и предателем!

Александра Федоровна всю эту жирующую сволочь именует русскими. Здесь, понятно, она жестоко ошибается: русским человека можно именовать лишь по его вероисповеданию. То есть по отношению к Православию — исконной вере русского человека. А в великосветских гостиных исповедующих эту веру людей не бывает и не может оказаться уже и в принципе. Так что Александра Федоровна здесь удивилась, что на самом деле, лишь тому, что русского человека в правительственных кабинетах Русского государства не оказалось в наличии. Это, понятно, ужаснуло ее. Но что мы можем поставить ей в вину? Что она не поставила на пост министра внутренних дел крестьянина с двумя классами образования?

Вот только-то и это…

Понятно, что для такого уж решения требовалось совершить какую-нибудь революцию. Пусть революцию сверху. Но сначала совершить, а уж лишь после этого и ставить. Но ведь шла война: какая может быть революция во время войны?

Но этим быдлом, растерявшим все мозговые извилины, являлись не только верхние слои общества, но и практически все члены царствующей фамилии:

«Александра Федоровна порой не встречала не только сочувствия, но и человеческого понимания даже среди “близкого круга”, среди тех, кто по праву происхождения, по своему общественному статусу обязан быть самой надежной опорой Монархии — членов Династии» [7] (с. 409).

А заговорщиками как раз и были члены этой самой династии! Причем, эта великовельможная чернь была готова вообще на все — вплоть до убийства Царственной Четы. После убийства Распутина и обнаружения соучастников в его убийстве среди членов царствующей фамилии Николай II ввел цензуру на письма своих родственников. И вот каков был ее результат:

«Через несколько дней Государь принес в комнату Императрицы перехваченное Министерством Внутренних Дел письмо княгини Юсуповой, адресованное Великой княгине Ксении Александровне. Вкратце содержание письма было следующее: она (Юсупова), как мать, конечно, грустит о положении своего сына, но “Сандро” [Великий князь Александр Михайлович] спас все положение; она только сожалела, что в этот день они не довели своего дела до конца и не убрали всех, кого следует. Теперь остается только “ЕЕ” [Александру Федоровну — А.М.] запереть… Государь сказал, что все это так низко, что ему противно этим заниматься. Императрица же все поняла. Она сидела бледная, смотря перед собой широко раскрытыми глазами...» [25] (с. 123–124).

А вот что записывает в свой блокнот после разговора с Феликсом Юсуповым еще один очередной негодяй, имеющий принадлежность к Царской фамилии — великий князь Николай Михайлович:

 «Не могу еще разобраться в психике молодых людей. Безусловно, они невропаты, какие-то эстеты, и все, что они совершили, — хотя очистили воздух, но — полумера, так как надо обязательно покончить с Александрой Федоровной и с Протопоповым» [7] (с. 462).

То есть он одобряет убийство Распутина, но сетует, что надо убить еще и Протопопова — товарища председателя Государственной Думы 4-го созыва. То есть потакает убийству лица, назначенного Николаем II на пост министра Внутренних дел! Так что маразм крепчал: главу МВД своей же страны еще не убили, чем члены царствующей в этой же стране фамилии раздосадованы. Мало того — возмущены, что до сих пор не убита Царица… То есть затевалось покушение и на нее: очень не зря Вырубова заподозрила подготовку этого злодеяния Юсуповым.

Как-то нам не слишком сегодня понятно, а почему с такой злобой вся эта великосветская чернь ополчилась в тот момент именно на Царицу?

Ответ в ее письме Николаю II от 14 декабря 1916 г.:

«Будь Петром Великим, Иваном Грозным, Императором Павлом, сокруши всех... Я бы повесила Трепова за его дурные советы... Распусти Думу сейчас же... Спокойно и с чистой совестью перед всей Россией я бы сослала Львова в Сибирь... Милюкова, Гучкова и Поливанова — тоже в Сибирь. Теперь война и в такое время внутренняя война есть высшая измена. Отчего ты не смотришь на это дело так, я, право, не могу понять» [16] (с. 38).

Так что Александра Федоровна являлась для заговорщиков слишком опасным человеком. Потому столь люто и ненавидимым.

Но пусть еще не ее, а лишь человека для нее самого надежного, без которого она не могла обойтись, так как именно Распутин давал ей самые полезные в тот момент советы, они уже смогли убить, а потому в открытую уже праздновали свою Пиррову победу:

«Ликовали и другие члены Императорской Фамилии. Еще и не зная подробностей того, что в убийстве замешан брат Дмитрий, Великая Княгиня Мария Павловна (младшая) 19 декабря писала своей мачехе, княгине О.В. Палей: “Страшно интересно узнать, кто это сделал и как все это произошло: напиши мне хоть два слова… Сколько народу по всей России перекрестились, узнав, что больше нет этого злого гения…”

Здесь не место размышлять о том, был ли это “первый выстрел” революции или нет. Но то, что в “обществе” убийство стало поводом чуть ли не для праздника, свидетельствовало о полной потере многими людьми вообще каких-либо нравственных ориентиров.

Даже Вдовствующая Императрица не устояла. В дневнике 19 декабря записала: “Все радуются и превозносят Феликса до небес за его доблестный подвиг во имя Родины. Я же нахожу ужасным, как все это было сделано”. Марию Федоровну шокировал не столько сам факт убийства, в котором напрямую замешан муж ее внучки, сколько лишь его “организационная часть”. Мало того, она даже послала Императору телеграмму с просьбой не возбуждать следственное дело по факту преступления! Вроде бы и преступления никакого не было. Убили же ведь только “грязного мужика”!

Эту “философию” исповедовала не только Мария Федоровна. Большинство Романовых занимало еще более резкую позицию. Моральное крушение Династии наступило раньше, чем пала сама Монархия!» [7] (с. 462–364).

Да уж — сетовали: почему еще не убита Императрица!

Понятно, первоочередно в списке подлежащих убийству членами этой выжившей из ума фамилии, являющейся Царской, стояли имена: министра Протопопова и Анны Вырубовой. Именно за них, не о себе, в первую еще очередь подумала в тот момент Царица:

«Александра Федоровна боялась за близких. Окончательно убедившись, что убийцами оказались родственники — двоюродный брат Царя Дмитрий Павлович и муж племянницы Царя Феликс Юсупов, она поняла, что злопыхательство и клевета против них — не просто слова. Теперь это и дела. Мужу телеграфировала днем 18 декабря: “Есть опасения, что эти два мальчика затевают еще нечто ужаснее”…

Императрица получила сведения, что некоторые члены Династии, в том числе Дмитрий и Феликс, вынашивали планы и других убийств, в том числе и ее! Она и раньше слышала такие разговоры, но теперь они приобретали зловещий характер. Полиция перехватила несколько писем, где прямо об этом говорилось. Но самое ужасное, что радостно-злорадные настроения испытывали родственники! Об этом тоже говорилось в письмах, перехваченных полицией.

“Государь сказал, — вспоминала Вырубова, — что все это так низко, что ему противно этим заниматься. Императрица же все поняла. Она сидела бледная, смотря перед собой широко раскрытыми глазами. Принесли еще две телеграммы… Близкая родственница «благословляла» Феликса на патриотическое дело. Это постыдное сообщение совсем убило Государыню; Она плакала горько и безутешно, и я ничем не могла успокоить ее”. Этой “близкой родственницей” являлась Великая Княгиня Елизавета Федоровна» [7] (с. 466–467).

То есть ни кто там иной, но ее родная сестра!!!

Вот текст этих телеграмм:

«“Москва. 18 декабря 9 часов 38 минут. Великому князю Дмитрию Павловичу. Петроград.

Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. Елла”.

И вторая:

“Москва. 18 дек. 8.52 м. Княгине Юсуповой. Кореиз. Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. Елизавета”.

Монахиня, игуменья молится Богу и благословляет “патриотический акт”, т.е. убийство! Сестра Государыни, не пожелавшая увидеться с Царской Семьей после революции...» [3] (с. 210–211).

Вот еще когда следовало сказать: «Кругом измена, и трусость, и обман…» Так что здесь идти дальше было просто некуда. С ножами за спиной Императорской Семьи стояли вообще все родственники Николая II, включая и эту безумную мамашу Императора, а также все присутствующие в России родственники его венценосной жены — родная сестра… А ведь всех их в тот момент, по-хорошему, требовалось поставить к стенке — как врагов Русского народа!

Да, Шекспир со своим маловразумительным «Гамлетом», в сравнении с вытаскиваемыми нами за шиворот на свет Божий персонажами из нашего ну не слишком и далекого прошлого, здесь просто отдыхает… Кабулетти какие-то там с этими мало кого трогающими «нет повести печальнее на свете». Что за опереточки? Вот здесь — да; здесь — сюжет: взбеленившиеся против правящего Царя 17 ближайших родственничков по мужеской еще только линии (их дамочки — понятно — в ту же ду-ду дудели все до единой), мамаша, да еще и родимая сестричка жены. Какие там «Короли лир»?

Тут вот сюжетец, заметим, не для слабонервных. И вся эта камарилья лишь в прибавку ко всем многомиллионным полчищам точащих ножи на Царскую Россию врагов: масонов и сионистов, большевиков и меньшевиков, кадетов и анархистов, эсеров и эсдеков, каких-нибудь левоцентристов и правоцентристов. Да и вообще практически всех — ведь даже лидер правых, Пуришкевич, уж куда там правей, самолично в убийстве главной опоры своего же Императора руку приложил…

А Джунковские, Витте, даже Шиффы с Варбургами и Ротшильды с Рокфеллерами — так — маловразумительная прибавочка к картинке. А кайзеры Вильгельмы здесь — так и вообще — детишки в песочек играющие. То есть в тот момент Царица обнаруживает (а мы — в этот момент ею обнаруженное еще и пополняем новыми фигурантами в этом следственном материале), что ей с мужем противостоит вообще весь мир! Но Вильгельм — ладно там с ним — он далеко. А вот родственнички стоят у них за спиной и в руках у них поблескивают ножи. И не просто поблескивают — они ими уже начинают людей убивать. И не просто убивают, но еще и требуют, чтобы убийц ни в коем случае не трогали — пусть себе убивают дальше — остальных! Царицу, например…

Вот что на эту тему сообщает С.В. Марков:

«…утром узнал от одного своего приятеля, служившего в министерстве Иностранных Дел, лица, заслуживающего полного доверия, что на Государыню Императрицу Александру Феодоровну в конце февраля или начале марта готовится покушение. Лицу, согласившемуся исполнить этот адский замысел, обещалась крупная награда» [29] (с. 78–79).

«Государю были представлены копии писем Юсуповой (матери) и жены Родзянко.

Первая писала сыну еще 25 ноября:

“...Теперь поздно, без скандала не обойтись, а тогда можно было все спасти, требуя удаления управляющего (т.е. Государя) на все время войны и невмешательства Валиде (т.е. Государыни) в государственные вопросы. И теперь я повторяю, что пока эти два вопроса не будут ликвидированы, ничего не выйдет мирным путем, скажи это дяде Мише от меня”.

Вторая писала Юсуповой:

“...Все назначения, перемены, судьбы Думы, мирные переговоры — в руках сумасшедшей немки, Распутина, Вырубовой, Питирима и Протопопова”» [3] (с. 211).

То есть открытым текстом жена Родзянко обзывала Царицу «сумасшедшей немкой», а мать мужа племянницы Николая II требовала поторопить государственный переворот.

А вот что о настроениях родственничков Царской Семьи сообщает дворцовый комендант В.Н. Воейков:

«Члены Императорской Фамилии утратили всякую меру самообладания; Великая княгиня Мария Павловна Старшая, по доходившим до меня сведениям, не стеснялась при посторонних говорить, что нужно убрать Императрицу; а Великий князь Николай Михайлович, как самый экспансивный из Великих князей, в своих разговорах в клубах и у знакомых настолько критиковал все, исходившее (как он говорил) из Царского Села, что Государю пришлось ему предложить проехаться в его имение Грушевку, Екатеринославской губернии. Совершенно непонятно, почему члены Императорской Фамилии, высокое положение и благосостояние которых исходило исключительно от Императорского Престола, стали в ряды активных борцов против Царского режима, называя его режимом абсолютизма и произвола по отношению к народу, о котором они, однако, отзывались как о некультурном и диком, исключительно требующем твердой власти. В таковом их мышлении логики было мало, но зато ярко выступало недоброжелательство к личности Монарха: даже после отречения Государя от Престола [отречения, что на сегодня выясняется, вообще не было — А.М.] Великий князь Сергей Михайлович, между прочим, пишет своему брату, Великому князю Николаю Михайловичу: “Самая сенсационная новость — это отправление полковника [Николая II — А.М.] со всею семьею в Сибирь. Считаю, что это очень опасный шаг правительства — теперь проснутся все реакционные силы и сделают из него мученика. На этой почве может произойти много безпорядков”. Странно, что в такие трагические минуты Великий князь Сергей Михайлович, родственник Государя, настолько равнодушен к его судьбе, что думает о могущих произойти неприятностях для захвативших власть врагов» [30] (с. 115).

Да, отречения, что выясняется, вовсе не было. Документ, якобы свидетельствующий о нем, поддельный. Но это вовсе не интересует членов царствовавшей фамилии. Для них император становится обыкновенным «полковником». Сами же они теперь, что вытекает из всего далее произошедшего, вообще уже никто. Почему даже это обстоятельство их в тот роковой для них же для самих момент вовсе не трогает?

 «В книге Леонида Болотина “Царское дело” рассказано (со ссылкой на воспоминания Родзянко и исследование историка С. Мельгунова, которое называется “На пути к дворцовому перевороту”) о том, что в доме Великой княгини Марии Павловны после убийства Григория Распутина постоянно проходили “семейные совещания” по поводу создавшегося положения в связи с проводившимся расследованием убийства. В совещаниях принимали участие Великие князья: Кирилл, Андрей, Борис Владимировичи, Павел Александрович, Александр Михайлович, Гавриил Константинович. 24 декабря был приглашен председатель Думы камергер Двора Родзянко, которому было определенно высказано Марией Павловной в том духе, что Императрица “губит страну, что благодаря ей создается угроза Царю и всей царской фамилии, что такое положение терпеть невозможно, что надо изменить, устранить, уничтожить... Дума должна что-нибудь сделать... Надо ее уничтожить...”» [6] (с. 616).

Так что и спустя три десятилетия после покушения на Александра III клан Владимировичей все также рвался к власти. А потому Мария Павловна все также кровожадно требовала «продолжения банкета».

И вот в канун подготавливаемого заговора, 16 ноября, а этот заговор и планировался изначально на конец ноября 1916 г., но лишь из-за болезни Алексеева был отсрочен, Пуришкевич получает приглашение от великого князя Кирилла Владимировича прибыть к нему во дворец:

«Я ответил, что буду, и решил поехать, хотя Великий Князь Кирилл Владимирович и оба милые его братья всегда внушали мне чувство глубочайшего отвращения, вместе с их матерью Великой Княгиней Марией Павловной, имени коей я не мог слышать… Они не оставили мысли о том, что Корона России когда-нибудь может перейти к их линии, и не забыть мне рассказа Ивана Григорьевича Щегловитого о том, как в бытность его Министром Юстиции к нему однажды разлетелся Великий Князь Борис Владимирович с целью выяснения вопроса: имеют ли по законам Российской Империи право на престолонаследие они, Владимировичи, а если не имеют, то почему. Щегловитов, ставший после этого разговора с Великим Князем Борисом Владимировичем предметом их самой жестокой ненависти и получивший от них кличку Ваньки Каина, разъяснил Великому Князю, что прав у них на престолонаследие нет вследствие того, что Великая Княгиня Мария Павловна, мать их, осталась и после брака своего лютеранкой. Борис уехал, но через некоторое время представил в распоряжение Щегловитова документ, из коего явствовало, что Великая Княгиня Мария Павловна из лютеранки уже обратилась в православную» [1] (с. 26–27).

Это ли не железное подтверждение подготавливаемому заговору?

Правда, чисто формально, от перекрещивания Марии Павловны из иноверчества в Русскую веру ее дети вовсе не стали рожденными в законном браке, чего и требуется для легитимности притязания на Русский Престол. Ведь на момент их рождения никакого брака между их отцом и их матерью, нехристью, не было, и быть не могло. Но беззаконию хотелось придать своему притязанию на Трон какую-то пусть хотя бы видимость законности. Что и демонстрирует Мария Павловна своим полным безумия поступком.

И вот для чего Кирилл Владимирович заманил к себе Пуришкевича:

«…ему хотелось раскусить, отношусь ли я лично отрицательно лишь к правительству Императора, или же оппозиционность моя подымается выше. По-видимому, мое направление его не удовлетворило: он понял, что со мной рассуждать и осуждать Государя не приходится, и очень быстро прекратил этот разговор, который сам начал в этой области. Выходя из дворца Великого Князя, я под впечатлением нашего с ним разговора вынес твердое убеждение, что он вместе с Гучковым и Родзянко затевает что-то недопустимое, с моей точки зрения, в отношении Государя, но что именно — я так и не мог себе уяснить» [1] (с. 28).

А затевал великий князь Кирилл Владимирович, ни много ни мало, а государственный переворот. Который затем и произойдет руками тех же Гучкова и Родзянко. Кроме как особого рода мозговой чумой эту болезнь членов Царствующей фамилии просто никак не назовешь. Мало того, не против убийства Царицы стоят и все три сына Марии Павловны, а также здесь упоминаются присутствующими и согласившимися: Александровичи, Михайловичи, Константиновичи…

Причем, убийством Александры Федоровны планы заговорщиков вовсе не исчерпывались. С. Мельгунов:

«Совещания в салоне Марии Павловны продолжались. Из других источников я знаю о каком-то таинственном совещании на загородной даче, где определенно шел вопрос о цареубийстве: только ли Императрицы? Но я не нашел подтверждения словам И.П. Демидова в докладе “Мировая война и русская революция” (со ссылкой на Родзянко), что предложение в эти дни захватить Царское Село при содействии гвардейских частей не осуществилось в силу отказа Дмитрия Павловича. Такая версия имеется только в дневнике Палеолога. Вхожий в салон Великой княгини Марии Павловны, осведомленный о многих интимных там разговорах, Палеолог говорит, что Великие князья, среди которых ему называют сыновей Марии Павловны, предполагали при помощи четырех гвардейских полков (Павловского, Преображенского, Измайловского и личного конвоя) ночью захватить Царское Село и принудить Императора отречься. Императрицу предполагалось заточить в монастырь и провозгласить Наследника Царем при регентстве Ник. Ник. Надеялись, что Великий князь Дм. П., после убийства Распутина, сможет стать во главе войск. Великие князья Кирилл и Андрей всемерно старались убедить Дмитрия Павловича довести до конца дело национального спасения. Но Дмитрий Павлович после долгой борьбы со своей совестью отказался поднять руку на Царя» [31] (с. 140–142).

Иоанн Восторгов предупреждал в своем письме Анну Вырубову, что:

«…существует вполне определенный, ему известный план, согласно которому совершено покушение на Г.Е. Распутина, согласно которому и ей грозит прямая опасность. Он не решился в письме указать непосредственный источник угрозы, но дал понять, что все это исходит из высших сфер. Все изложенное выше однозначно определяет тот самый таинственный источник смертельной угрозы для Анны Александровны. Убийцы Распутина: как непосредственные исполнители, так и вдохновители, готовые покончить теми же методами не только с Государыней, но, несомненно, и с Государем, готовы были при первой же возможности разделаться и с Анной Вырубовой» [6] (с. 617).

«Чтобы лучше понять мотивы, которыми руководствовались Великие князья в своей фактической деятельности против Государя, их умонастроения и чувства, приведем в качестве иллюстрации цитату из книги шведского исследователя С. Скотта “Романовы”, которая относится к Великому князю Николаю Михайловичу. “Как и некоторые другие Великие князья, он был активным членом масонской ложи, пожалуй, самым активным, и это обстоятельство немаловажно”. “Вероятно, Николаю Михайловичу по душе были тайные общества. Он был вторым по счету русским членом закрытого и малоизвестного общества «Биксио», насчитывающего всегда шестнадцать членов; до него в общество входил Тургенев. Среди известных членов «Биксио» были Мопассан, Доде, Флобер и братья Гонкуры. Новые члены избирались лишь в случае чьей-либо смерти”. Здесь же С. Скотт поведал, что его братом по ложе являлся Керенский» [6] (с. 618).

«Он иногда называл себя социалистом, был масоном и, с точки зрения Церкви, считался атеистом» [19] (с. 91).

Что же касается Кирилла Владимировича, то он, по словам Пуришкевича:

«…вместе с Гучковым и Родзянко затевают что-то недопустимое в отношении Государя» [20] (с. 15–16).

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх