Российские мечети становятся вербовочными центрами радикального ислама
С экстремизмом и терроризмом можно (и нужно!) бороться двумя путями — силовым и идеологическим. Успехи России в первой области очевидны, а вот вторая пока оставляет желать лучшего. По оценкам демографов, в стране проживает от 6 до 14 млн мусульман. Представители российского ислама и вовсе называют цифру в 20 миллионов, с учетом мигрантов из стран Центральной Азии и Закавказья. При этом государство, руководствуясь статьей 14 Конституции об отделении от церкви, не вмешивается в их духовную жизнь и практически никак не контролирует деятельность религиозных организаций. В результате вся эта многомиллионная армия может оказаться под влиянием радикальных исламистов, предупреждают эксперты.
Импорт экстремизма
За последние 10−12 лет Россия «импортировала» из стран Центральной Азии значительное количество мигрантов, которые у себя на родине преследуются за экстремизм. После того как Узбекистан, Туркменистан, а за ними Казахстан, Таджикистан и Киргизия, опасаясь так называемых исламских революций, приняли крайне жесткое законодательство в данной области, за подобную деятельность там можно получить до 20 лет тюрьмы. А у нас — максимум два года по 282-й статье УК РФ, и то условно.
Большинство этих «переселенцев» легко адаптировались, получили гражданство, захватили многие российские мечети и целые муфтияты и принялись «окучивать» соотечественников и единоверцев. В Москве и центральном регионе — в меньшей степени, а вот в Поволжье и Сибири значительная часть культовых объектов мусульман возглавляется этими лицами, рассказывает президент информационно-аналитического центра «Религия и общество» Алексей Гришин.
При этом власти призывают мечети помогать социализироваться и адаптироваться мигрантам, не задумываясь о том, что в некоторых из них уже обосновались экстремисты из Центральной Азии. «И получается, что у нас овец дают пасти волкам», — отмечает эксперт.
Необразованные, лишенные социальных связей, бесправные мигранты — благодатная аудитория для пропагандистов радикального ислама. Особенно сейчас, когда на фоне экономических проблем и ухудшения качества жизни возникает серьезный кризис доверия ко всему — к власти, к школам и учреждениям здравоохранения, друг к другу. В числе прочего это проявляется и в мигрантофобии. Мусульмане такое недоверие чувствуют особенно, отмечает директор региональной общественной организации «Центр миграционных исследований» Дмитрий Полетаев. И это создает почву для радикальных проповедей: приходи к нам и перестанешь чувствовать себя человеком второго сорта.
По словам члена Общественной палаты РФ Георгия Фёдорова, в каждом подмосковном поселке проживает группа мигрантов от 20 до 100 человек, которая находится вне правового поля. У многих таких общин есть свои молельные комнаты. И если даже в официальных мечетях ведется пропаганда и деятельность по вербовке террористов, что говорить об этих «интимных уголках».
Экспорт экстремизма
Когда тот же кризис заставил значительное число мигрантов вернуться на родину, Россия из импортера радикальных исламистов превратилась в экспортера. По словам Алексея Гришина, сейчас спецслужбы Узбекистана наладили очень хорошую работу с этими людьми. Их всесторонне опрашивают: где жил, с кем общался, в каких группах состоял, в какие мечети ходил, что в этих мечетях слушал и слышал. И когда полученную информацию обобщили, оказалось, что основной путь в Сирию для этих мигрантов лежит через Россию, что именно на территории России идет экстремистская пропаганда, в значительной степени — в мечетях.
За последние пару лет на конференциях с участием чиновников и представителей силовых структур Казахстана, Узбекистана, Таджикистана и Киргизии неоднократно официально высказывали претензии на тему того, что возвращаются из России трудовые мигранты крайне радикализированными.
Разумеется, радикальные идеи не провозглашаются в официальных проповедях и не транслируются в эфир. Однако раздается литература, на выходе обрабатываются отдельные группы, приглашаются в какие-то гаражи, подворотни и т. д. И приглашения эти распространяется в мечети, и никто не препятствует процессу, поясняет Алексей Гришин. По его словам, на разгул экстремистских проповедников в российских мечетях неоднократно указывал даже верховный муфтий России (до декабря 2015 года) Талгат Таджуддин.
Опасная мимикрия
Угроза распространения экстремизма существует не только в среде мигрантов. По словам старшего научного сотрудника Российского института стратегических исследований Галины Хизриевой, сегодня радикально настроенные исламисты Северного Кавказа для успокоения власти меняют тактику и стремятся раствориться в общей массе законопослушных лояльных государству мусульман. Но при этом они вовсе не меняют своей идеологии и протестных настроений. И в результате эта протестная и идеологически чуждая официальному российскому исламу масса, как более активная, постепенно начинает представлять всех до одного мусульман в регионе.
Расчищает дорогу радикалам кризис доверия к «официальным муфтиятам». Сегодня они оказались в идеологической ловушке. Наиболее остро этот кризис проявляется в некоторых регионах Северного Кавказа, например, в Дагестане. В сегменте «официального пророссийского ислама» сказывается явный дефицит убежденных и активных лидеров мнения (особенно молодых), способных вести за собой хотя бы часть сообщества, отмечают эксперты. При этом экстремисты не просто используют ситуацию, но и сами активно вытесняют представителей традиционного ислама, в том числе путем убийств наиболее влиятельных фигур.
В целом, по мнению Галины Хизриевой, на сегодняшний день следует уже говорить не о вербовке сторонников «Исламского государства», а о формировании новой системы убеждений. «Преследуется цель захватить весь мир, поэтому это уже не международный терроризм, а широкий фронт психологической войны людей одного мышления с людьми другого мышления. Даже не направления в исламе, а вообще по-другому устроенного общества», — говорит она.
Хата с краю
На фоне ослабления влияния официального ислама становится более заметной инертность властей, которые фактически самоустранились от этой проблемы. По словам Алексея Гришина, для ее решения необходим комплекс совместных действий государственных и религиозных организаций. Тот же Талгат Таджуддин давно уже просит государство помочь бороться с радикалами внутри ислама. «Но чиновники отписываются: статья 14 Конституции, церковь отделена от государства, все — help yourself. Духовные управления с один на один борются, без участия государства. А они сами подверглись агрессии, их разъедает изнутри. При таком подходе мы скоро получим и целые официальные экстремистские духовные управления», — предупреждает эксперт.
Мешает борьбе с экстремизмом и отсутствие единого подхода к данному вопросу внутри государственных структур. Дело доходит до того, что людей, на которых в одном регионе возбуждается уголовное дело за экстремизм, в соседнем регионе губернаторы лично принимают и награждают. Такое отсутствие координации свидетельствует о том, что нет и общей системы противодействия экстремизму.
«Когда я работал в Администрации президента, губернаторы звонили и спрашивали: как нам поступать в той или иной ситуации. Вот приезжает, условно говоря, представитель Равиля Гайнутдина, что нам с ним делать — награждать, сажать или вообще не обращать никакого внимания, — вспоминает Алексей Гришин. — И нет такого органа единого, который бы их инструктировал».
Обманные приемы
В условиях отсутствия ориентиров, помноженного на нежелание вникать глубоко в суть вопроса, недостаток квалификации и специалистов в области ислама, губернаторы зачастую и сами оказываются под влиянием экстремистов. «Волки в овечьей шкуре» приходят к местным властям со своим планом работы с мусульманами, который радостно принимается, поскольку других-то нет. А внутри этого плана заложена бомба.
В качестве примера эксперт приводит молодежные летние лагеря, в которых выступают пропагандисты: «И вот я спрашиваю госчиновника, который был там в лагере: „Что там говорили“? И он мне отвечает: „А там говорили, что мусульмане должны любить родину“. Я предлагаю послушать запись. И слушаем. „Мусульмане должны любить родину, — говорит пропагандист, — если только эта родина не притесняет ислам“. Подождите, но это же тезис боевиков из леса. Второй вопрос: должен ли гражданин защищать родину? „Должен, — говорит пропагандист, — но нужно понимать, что есть сочетание понятий гражданства и веры, и вера должна быть в приоритете“. То есть перед молодым человеком, который никогда не разделял понятия гражданства и веры, ставится вопрос: кто ты прежде всего — мусульманин или гражданин России. То есть как только появится какой-то начальник в области веры — Омир (а это подготовка к появлению Омира) — они скажут, что государство не во всем право, и значит, приоритет у веры».
Именно вот этот вопрос о балансе гражданственности и веры ставят террористы перед своими будущими жертвами, выясняя, кого можно перетянуть на свою сторону, а кого нет, поясняет Алексей Гришин. И добавляет, что таких приемов было выявлено несколько десятков буквально в двух-трех речах. Но чиновники хлопают в ладоши и отчитываются федеральному центру: мы провели великолепное антитеррористическое и патриотическое мероприятие, и молодежь вышла с полным осознанием того, что они должны защищать родину.
Законная индульгенция
Иногда государство и само создает новые проблемы в борьбе с радикальным исламом. Недавно была принята крайне неудачная поправка в закон о свободе совести, согласно которой нельзя проводить экспертизу священных текстов. В ней перечислены четыре книги, включая Коран. Невнятная формулировка этой поправки привела к тому, что с января суды отказываются принимать к запрету любую мусульманскую литературу. Судья говорит: «Да, текст содержит признаки экстремизма, но в связи с тем, что в книге есть упоминание и ссылки на Коран, закон прямо запрещает делать ее экспертизу, и мы по формальному признаку даже не принимаем ее на то, чтобы рассматривать сам запрет». Похоже, что судьи фактически начали такую молчаливую забастовку, отмечают эксперты.
Зато на экстремистских сайтах закон радостно восхваляется. Исламские радикалы прямо говорят: «Наконец-то нам предоставлена возможность свободно распространять то, что мы хотим. Аллах нас бережет, и Коран нас охраняет от судов Российской Федерации».
via
За последние 10−12 лет Россия «импортировала» из стран Центральной Азии значительное количество мигрантов, которые у себя на родине преследуются за экстремизм. После того как Узбекистан, Туркменистан, а за ними Казахстан, Таджикистан и Киргизия, опасаясь так называемых исламских революций, приняли крайне жесткое законодательство в данной области, за подобную деятельность там можно получить до 20 лет тюрьмы. А у нас — максимум два года по 282-й статье УК РФ, и то условно.
Большинство этих «переселенцев» легко адаптировались, получили гражданство, захватили многие российские мечети и целые муфтияты и принялись «окучивать» соотечественников и единоверцев. В Москве и центральном регионе — в меньшей степени, а вот в Поволжье и Сибири значительная часть культовых объектов мусульман возглавляется этими лицами, рассказывает президент информационно-аналитического центра «Религия и общество» Алексей Гришин.
При этом власти призывают мечети помогать социализироваться и адаптироваться мигрантам, не задумываясь о том, что в некоторых из них уже обосновались экстремисты из Центральной Азии. «И получается, что у нас овец дают пасти волкам», — отмечает эксперт.
Необразованные, лишенные социальных связей, бесправные мигранты — благодатная аудитория для пропагандистов радикального ислама. Особенно сейчас, когда на фоне экономических проблем и ухудшения качества жизни возникает серьезный кризис доверия ко всему — к власти, к школам и учреждениям здравоохранения, друг к другу. В числе прочего это проявляется и в мигрантофобии. Мусульмане такое недоверие чувствуют особенно, отмечает директор региональной общественной организации «Центр миграционных исследований» Дмитрий Полетаев. И это создает почву для радикальных проповедей: приходи к нам и перестанешь чувствовать себя человеком второго сорта.
По словам члена Общественной палаты РФ Георгия Фёдорова, в каждом подмосковном поселке проживает группа мигрантов от 20 до 100 человек, которая находится вне правового поля. У многих таких общин есть свои молельные комнаты. И если даже в официальных мечетях ведется пропаганда и деятельность по вербовке террористов, что говорить об этих «интимных уголках».
Экспорт экстремизма
Когда тот же кризис заставил значительное число мигрантов вернуться на родину, Россия из импортера радикальных исламистов превратилась в экспортера. По словам Алексея Гришина, сейчас спецслужбы Узбекистана наладили очень хорошую работу с этими людьми. Их всесторонне опрашивают: где жил, с кем общался, в каких группах состоял, в какие мечети ходил, что в этих мечетях слушал и слышал. И когда полученную информацию обобщили, оказалось, что основной путь в Сирию для этих мигрантов лежит через Россию, что именно на территории России идет экстремистская пропаганда, в значительной степени — в мечетях.
За последние пару лет на конференциях с участием чиновников и представителей силовых структур Казахстана, Узбекистана, Таджикистана и Киргизии неоднократно официально высказывали претензии на тему того, что возвращаются из России трудовые мигранты крайне радикализированными.
Разумеется, радикальные идеи не провозглашаются в официальных проповедях и не транслируются в эфир. Однако раздается литература, на выходе обрабатываются отдельные группы, приглашаются в какие-то гаражи, подворотни и т. д. И приглашения эти распространяется в мечети, и никто не препятствует процессу, поясняет Алексей Гришин. По его словам, на разгул экстремистских проповедников в российских мечетях неоднократно указывал даже верховный муфтий России (до декабря 2015 года) Талгат Таджуддин.
Опасная мимикрия
Угроза распространения экстремизма существует не только в среде мигрантов. По словам старшего научного сотрудника Российского института стратегических исследований Галины Хизриевой, сегодня радикально настроенные исламисты Северного Кавказа для успокоения власти меняют тактику и стремятся раствориться в общей массе законопослушных лояльных государству мусульман. Но при этом они вовсе не меняют своей идеологии и протестных настроений. И в результате эта протестная и идеологически чуждая официальному российскому исламу масса, как более активная, постепенно начинает представлять всех до одного мусульман в регионе.
Расчищает дорогу радикалам кризис доверия к «официальным муфтиятам». Сегодня они оказались в идеологической ловушке. Наиболее остро этот кризис проявляется в некоторых регионах Северного Кавказа, например, в Дагестане. В сегменте «официального пророссийского ислама» сказывается явный дефицит убежденных и активных лидеров мнения (особенно молодых), способных вести за собой хотя бы часть сообщества, отмечают эксперты. При этом экстремисты не просто используют ситуацию, но и сами активно вытесняют представителей традиционного ислама, в том числе путем убийств наиболее влиятельных фигур.
В целом, по мнению Галины Хизриевой, на сегодняшний день следует уже говорить не о вербовке сторонников «Исламского государства», а о формировании новой системы убеждений. «Преследуется цель захватить весь мир, поэтому это уже не международный терроризм, а широкий фронт психологической войны людей одного мышления с людьми другого мышления. Даже не направления в исламе, а вообще по-другому устроенного общества», — говорит она.
Хата с краю
На фоне ослабления влияния официального ислама становится более заметной инертность властей, которые фактически самоустранились от этой проблемы. По словам Алексея Гришина, для ее решения необходим комплекс совместных действий государственных и религиозных организаций. Тот же Талгат Таджуддин давно уже просит государство помочь бороться с радикалами внутри ислама. «Но чиновники отписываются: статья 14 Конституции, церковь отделена от государства, все — help yourself. Духовные управления с один на один борются, без участия государства. А они сами подверглись агрессии, их разъедает изнутри. При таком подходе мы скоро получим и целые официальные экстремистские духовные управления», — предупреждает эксперт.
Мешает борьбе с экстремизмом и отсутствие единого подхода к данному вопросу внутри государственных структур. Дело доходит до того, что людей, на которых в одном регионе возбуждается уголовное дело за экстремизм, в соседнем регионе губернаторы лично принимают и награждают. Такое отсутствие координации свидетельствует о том, что нет и общей системы противодействия экстремизму.
«Когда я работал в Администрации президента, губернаторы звонили и спрашивали: как нам поступать в той или иной ситуации. Вот приезжает, условно говоря, представитель Равиля Гайнутдина, что нам с ним делать — награждать, сажать или вообще не обращать никакого внимания, — вспоминает Алексей Гришин. — И нет такого органа единого, который бы их инструктировал».
Обманные приемы
В условиях отсутствия ориентиров, помноженного на нежелание вникать глубоко в суть вопроса, недостаток квалификации и специалистов в области ислама, губернаторы зачастую и сами оказываются под влиянием экстремистов. «Волки в овечьей шкуре» приходят к местным властям со своим планом работы с мусульманами, который радостно принимается, поскольку других-то нет. А внутри этого плана заложена бомба.
В качестве примера эксперт приводит молодежные летние лагеря, в которых выступают пропагандисты: «И вот я спрашиваю госчиновника, который был там в лагере: „Что там говорили“? И он мне отвечает: „А там говорили, что мусульмане должны любить родину“. Я предлагаю послушать запись. И слушаем. „Мусульмане должны любить родину, — говорит пропагандист, — если только эта родина не притесняет ислам“. Подождите, но это же тезис боевиков из леса. Второй вопрос: должен ли гражданин защищать родину? „Должен, — говорит пропагандист, — но нужно понимать, что есть сочетание понятий гражданства и веры, и вера должна быть в приоритете“. То есть перед молодым человеком, который никогда не разделял понятия гражданства и веры, ставится вопрос: кто ты прежде всего — мусульманин или гражданин России. То есть как только появится какой-то начальник в области веры — Омир (а это подготовка к появлению Омира) — они скажут, что государство не во всем право, и значит, приоритет у веры».
Именно вот этот вопрос о балансе гражданственности и веры ставят террористы перед своими будущими жертвами, выясняя, кого можно перетянуть на свою сторону, а кого нет, поясняет Алексей Гришин. И добавляет, что таких приемов было выявлено несколько десятков буквально в двух-трех речах. Но чиновники хлопают в ладоши и отчитываются федеральному центру: мы провели великолепное антитеррористическое и патриотическое мероприятие, и молодежь вышла с полным осознанием того, что они должны защищать родину.
Законная индульгенция
Иногда государство и само создает новые проблемы в борьбе с радикальным исламом. Недавно была принята крайне неудачная поправка в закон о свободе совести, согласно которой нельзя проводить экспертизу священных текстов. В ней перечислены четыре книги, включая Коран. Невнятная формулировка этой поправки привела к тому, что с января суды отказываются принимать к запрету любую мусульманскую литературу. Судья говорит: «Да, текст содержит признаки экстремизма, но в связи с тем, что в книге есть упоминание и ссылки на Коран, закон прямо запрещает делать ее экспертизу, и мы по формальному признаку даже не принимаем ее на то, чтобы рассматривать сам запрет». Похоже, что судьи фактически начали такую молчаливую забастовку, отмечают эксперты.
Зато на экстремистских сайтах закон радостно восхваляется. Исламские радикалы прямо говорят: «Наконец-то нам предоставлена возможность свободно распространять то, что мы хотим. Аллах нас бережет, и Коран нас охраняет от судов Российской Федерации».
Екатерина Трофимова
via
Свежие комментарии